О некоторых турках, которые прославили Турцию

«Великой эпохе нужны великие люди»
Я. Гашек

Ниже вы найдете небольшой экскурс по жизнеописаниям наиболее популярных людей в Турции, своего рода «жизнь замечательных людей» в миниатюре. А достойных людей в этой стране, впрочем, как и везде, хватает. Неполнота списка и обрывочность сведений о попавших в него персонах вполне понятна и простительна, ведь как говорил мудрый Козьма Прутков: «Нельзя объять необъятное». Итак, начнем.

Почти всем известно, что одним из любимых персонажей восточного фольклора является Ходжа Насреддин. Но, наверное, далеко не все знают, что его историческая родина – Турция (см. здесь). И каких только с ним историй не случалось. Купил, например, однажды утром Ходжа три килограмма мяса и, занеся его домой, пошел по своим делам. А жена позвала приятельниц и устроила им великолепное угощенье. Когда же вернулся ходжа, ему она подала постный плов из одного риса на воде. Ходжа спросил: «Если у тебя не было, времени, чтобы приготовить мясное блюдо, неужели ты не могла бросить в плов несколько жирных кусков мяса для придания вкуса?» На это жена ответила: «Хотела, да тут вышла история. Когда я была занята рисом, выскочила откуда-то твоя любимая полосатая кошка и слопала все мясо. Я пришла, смотрю — она облизывается». Ходжа молча принес весы, вытащил из-под мангала кошку и взвесил ее; вышло ровно три килограмма. Тогда он сказал жене: «Ах ты бесстыжая! Если это — мясо, куда же делась кошка? А если это кошка, — где мясо?» Вообще-то с женами ему фатально не везло. В молодости Ходжу обманули и подсунули ему безобразную невесту. Когда утром, после первой брачной ночи, ходжа стал одеваться чтобы выйти на улицу, жена, кокетничая, спросила: «Эфенди, кому из твоих родственников могу я показаться?» Ходжа достойно ответил: «Только мне не показывайся, а там кому хочешь».

Ходжа Насреддин родился в деревеньке Хорту, в округе Сиврихисар в 605 году хиджры, (1206 году от Рождества Христова). Образование он получил в городе Конья, причем, когда Ходжа вместе с односельчанами пришел в Конью для учебы; то те, увидав минареты, которых никогда в жизни не видели, в удивлении спросили: «Как это их делают?» — «А вы и не знаете? Эх, вы — балбесы! — заметил Ходжа. — Очень просто: выворачивают наружу внутренность колодцев».

«Могила» Ходжи Насреддина находится в городе Акшехире, расположенном километрах в двухстах южнее его родной деревушки. Любопытно, что дата смерти на могильной плите лукавого весельчака и шутника, умышленно указана также в его манере — задом наперед (именно так Ходжа частенько ездил на своем осле) — то есть 386 год хиджры, вместо 683 года (1284 год от Рождества Христова). То есть, получается, что Ходжа умер намного раньше, чем родился! А вообще-то на вопрос султана, долго ли это люди будут все рождаться, да и помирать, Ходжа ответил — «Пока, наконец, не переполнятся ад и рай». Сейчас каждый год в Акшехире проходит Международный фестиваль Ходжи Насреддина. Если вы побываете там и захотите искупаться в местном озере, не вредно будет вспомнить еще одну притчу. Так один правоверный, собираясь совершать полное омовение в Акшехирском озере, спросил у находившегося там Ходжи: «Почтеннейший, в какую сторону повернуться мне во время омовения?» — «Где лежит твоя одежда, в ту сторону и обернись», — посоветовал ему мудрый Ходжа. Как-то завистники задали Насреддину коварный вопрос, на который, казалось, невозможно было ответить: «Где находится центр поверхности Земли?» — «Здесь,— ответил Ходжа, воткнув свою палку в землю.— Если не верите, можете убедиться в моей правоте, измерив расстояния во все стороны…» Именно, поэтому, сейчас у въезда в город Сиврихисар, слева от шоссе стоит памятник — на осле восседает старик в широкополой шляпе, вонзивший длинную палку в земной шар, на котором написано: Dünyanın merkezi burasıdır («Дюньянын меркези бурасыдыр» — «центр мира здесь»).

У народов Востока существует забавная традиция: тот, кто произнесет имя Ходжи, обязан рассказать семь историй. Считается, что семь насреддиновских историй, способны привести человека к озарению и постижению истины. Поэтому хотите вы или не хотите, а вот вам и седьмая история. Как-то раз Ходжа Hасреддин сменил мечеть. Встретив его на базаре, мулла прежнего культового места поклонения стал стыдить Hасреддина. – «Ты мудрый человек, — говорил он, — неужели ты думаешь, что из новой мечети твои молитвы будут доходить до Аллаха лучше?» — «Э нет дорогой, тут все зависит от провайдера»,— улыбнулся Ходжа Hасреддин.

Велик, богат и могуществен (в отличие от бедного Ходжи) был другой прославленный сын земли турецкой султан Мехмед II (Фатих Султан Мехмед) падишах Османской империи, сокрушивший Византию и присоединивший к владениям государства город Константинополь (переименованный им в Стамбул). Это была личность, сыгравшая главенствующую роль в превращении Османской империи в могучую державу. Родился он в Эдирне в 1430 году, а умер, в 1481 году в Гебзе. Мехмед, известный больше всего своим саном «Фатих» (Fatih — Завоеватель), тем не менее, имел и другое более мирное хобби, он был поэт и очень любил искусство. Литература Османской империи, не имеющая яркого творческого лица до того времени, в результате его интереса и обильных материальных поощрений поэтов и поэзии, в XV веке достигла своего расцвета. Он был таким скромным падишахом Оманской империи, что публиковал стихи только под псевдонимом. Кстати, у него была и другая аналогичная страсть – переодевшись, Мехмед любил бродить по столице вроде Гарун-аль-Рашида. И горе было тому, кто по своей глупости и наивности признавал его в этом обличье или под псевдонимом.

Вообще-то нравы этого могущественного мецената, были несколько нетривиальными, о чем свидетельствует исторический казус, произошедший с Беллини. Известный итальянский художник Джентиле Беллини, в 1479 году был приглашен Мехмедом в Стамбул для написания портретов и украшения дворца. Как-то прославленный мастер похвалился перед султаном своим новым полотном, изображавшим отрубленную голову несчастного Иоанна Крестителя. Мехмед, восхищенно поцокав языком, похвалил гармонию красок, но потом добавил: — «Только вот этот обрывок шеи, который еще заметен на отрубленной голове… В жизни так не бывает». Художник посмотрел на султана с недоумением. «Да, да» — продолжал султан – «Когда рубят голову, шея тут же исчезает, потому что ее мышцы вместе с кожей и жилами сразу втягиваются, вбираются в голову». И заметив, что не убедил художника, одним ударом сабли в мгновение ока снес голову стоящему рядом прислужнику. Потом, показав живописцу отрубленную голову, он ласково спросил: — «Ну, разве я не прав, дорогой Беллини?». «Всецело, о мудрейший государь» — пробормотал обалдевший от такой любви к правде в искусстве художник. В общем, как пел наш великий бард (правда, немножко по другому поводу): «Если правда все это хотя бы на треть, остается одно …»

Но не только Мехмед II был поэтом и романтиком, романтизмом, особенно в амурных отношениях отличался и другой знаменитый султан Сулейман Великолепный (1495-1566), прозванный также Кануни (Kanuni – Законодатель). При нем Османская империя превратилась в огромную мировую державу, наследницу великого Халифата; султаны стали величать себя халифами, «заместителями Пророка» и «повелителями правоверных». Султан стал предводителем мусульман в священной войне с неверными; даже обряд коронации состоял не в возложении короны, а в опоясывании «священным мечом». Когда после коронации, возвращаясь во дворец, султан проходил мимо янычарских казарм, ему навстречу выходил один из командиров и подносил чашу с шербетом. Выпив шербет и наполнив чашу золотыми монетами, султан произносил ритуальную фразу: «Кызыл эльмада гёрюшюрюз» (Kızıl elma’da görüşürüz — «Мы вновь встретимся в Стране Красного Яблока»). Это означало, что янычары должны готовиться к походу на запад — в христианскую Европу, которую турки называли «Страной Красного (в некоторых источниках – Золотого) Яблока».

Сулейман Великолепный был одним из самых просвещенных государей того времени: он писал стихи, знал шесть языков и был поклонником Аристотеля. Султанский двор поражал западных послов своей роскошью и блеском церемоний; здесь были собраны все таланты Востока, прославленные поэты, знаменитые архитекторы и почтенные богословы. Европейцев особенно поражало то, что все высшие сановники и помощники султана в делах управления, были его рабами — «капыкулу». Они набирались среди янычар, из которых отбирали самых талантливых и готовили из них чиновников — «людей пера». Со временем выслужившийся раб мог стать великим визирем или наместником-пашой — но он всегда оставался дисциплинированным и покорным рабом, и за малейшую провинность султан мог приказать отрубить ему голову. Голову провинившегося визиря подносили султану на серебряном блюде, а затем выставляли на обозрение народа у ворот султанского дворца; там обычно лежало много голов, одни на драгоценных блюдах, другие на деревянных тарелках, а головы мелких чиновников просто бросали на землю. Дворец великого везира назывался «Баб-ы али» («Высочайшие ворота»), что по-французски звучало La Sablime Porte, поэтому европейские дипломаты назвали турецкое правительство «Высокой Портой». Великий визирь возглавлял совет сановников, «диван», и решал все текущие вопросы; иногда султан посещал заседания дивана и, оставаясь незамеченным за занавеской, слушал, правильно ли обсуждаются важные государственные дела.

Однако, по правде говоря, Сулейман проводил время не только на заседаниях дивана и в походах, частенько он предавался чувственным утехам в своем огромном дворце Топкапы в Стамбуле. Топкапы — это целый комплекс из множества зданий среди прекрасных садов — мир роскоши и изящества, вознесшийся на холме высоко над городом и морем. Сокровенным центром дворца был «дом наслаждений», султанский Гарем, где под охраной черных евнухов обитали сотни прекрасных одалисок. Когда султан приходил в «дом наслаждений» и усаживался на трон; рабыни в прозрачной кисее танцевали и пели, стараясь привлечь его внимание, и той, что ему нравилась, султан клал на плечо маленький платок. «Я хочу, чтобы его вернули мне ночью», — говорил он, и это означало, что избранница должна провести с ним ночь.

Однажды шафрановый платочек лег на плечо славянки Анастасии, которая, не ударила в грязь лицом и использовав свой шанс ухитрилась стать единственной фавориткой султана Сулеймана Великолепного. Быстро выучив турецкий язык и шустро приноровившись к обычаям чужой страны, смышленая Анастасия вскоре превратилась в грозную султаншу Хюррем Хасеки (Hürrem Haseki), в Европе известную как Роксолана, которая восседала на троне рядом с Сулейманом, и перед которой заискивали европейские послы. Когда подошло время, султан избрал сына Роксоланы наследником престола — по обычаю двора это означало, что остальные дети обречены на смерть. «Тот из моих сыновей, который вступит на престол, вправе убить своих братьев, чтобы был порядок на земле», — гласил закон Мехмеда II, и его преемники строго следовали этому закону — в день смерти султана черные евнухи врывались в Гарем и под рыдания и крики наложниц душили их детей. Жестокость османов действительно помогала поддерживать порядок — в империи не было войн за престол, обычных для других государств.

Столица империи – Стамбул стал тогда символом процветания и могущества; это был крупнейший город Европы, в его порту швартовались сотни кораблей из разных стран, а огромные крытые рынки удивляли путешественников многолюдьем и обилием товара. Недавние кочевники, турки еще не успели полностью освоить всех премудростей торговли, и на рынках торговали в основном жуликоватые греки, рассудительные армяне и печально-задумчивые евреи. В городе было очень много мечетей, ибо каждый султан считал своим долгом воздвигнуть мечеть, соперничавшую красотой со Святой Софией.

Именно в это время, когда Османская империя была в апогее своего расцвета, жил и творил величайший архитектор Турции Мимар Синан (предположительно 1490-1588). Он занимал высокую должность главного архитектора дворца при трёх падишахах: Сулеймане Великолепном, Селиме II и Мураде III. Именно Синан построил для султана Сулеймана великолепную мечеть Сулеймание, внешне очень похожую на Айя Софию, но наполненную внутри роскошью и изяществом Востока. Так же, как и многие придворные султана, Синан был в юности янычаром, учился военному делу и, между прочим, строительному искусству, потом воевал, строил укрепления и мосты, и, в конце концов, стал главным архитектором империи. За свою долгую и плодотворную жизнь он возвел около ста мечетей, а также множество дворцов, библиотек и бань в различных городах Османской империи. Что касается бань, то турецкие бани (хамам) тогда были больше похожи на дворцы, их украшали высокими свинцовыми куполами и отделывали внутри мрамором (мусульмане переняли любовь к баням от римлян и греков). Подобно римским термам, турецкие бани строились на государственные средства и служили любимым местом отдыха и развлечений простого народа. За небольшую плату банщики делали посетителям знаменитый турецкий массаж, до хруста разминали суставы, растирали тело и приводили посетителя в состояние кейфа — «блаженства». Вдоволь попарившись, можно было посидеть в зале для отдыха, обсудить новости, выпить чашку кофе и выкурить трубку. Кофе тогда было новым напитком, завезенным из Аравии, но уже успевшим полюбиться туркам. Пророк запретил правоверным пить вино, и оно постепенно было вытеснено кофе в сочетании с гашишем и табаком: турки тогда были заядлыми курильщиками и никогда не расставались с длинными трубками.

Синан и после смерти продолжал быть авторитетом для своих последователей и заслужил уважение и преклонение последующих поколений, за уникальный талант архитектора. В Турции он получил завидный титул «Сер мимярян-ы джихан ве мюхендисян-ы девран» (Верховодящий всех архитекторов и инженеров на свете во все времена). Кстати, мечеть Хан Джами спроектированная и построенная под руководством Синана сохранились даже и на территории Украины в славном городе Евпатория. Участие прославленного турецкого мастера в строительстве мечети в Крыму объясняется тем, что в XVI веке значительно возросло значение города Гезлева (современная Евпатория). Морской порт, связывающий Турцию с Крымом, сделал Гезлев важной опорной крепостью на северо-западной границе Османской империи, а также ремесленным, культурным и религиозным центром полуострова.

Вот такие замечательные люди жили в Турции до исторического материализма, как сказал бы неотразимый сын турецко-поданного, известный теплотехник и истребитель Остап-Сулейман-Берта-Мария Бендер-бей. Как известно, его бедный папа умер в страшных судорогах и не оставил своему сыну Остапу-Сулейману ни малейшего наследства, а мама была графиней и жила нетрудовыми доходами. Но коловращение жизни не смогло сломить сильную натуру достойного потомка янычар. В мировой истории Остап появился в половине двенадцатого с северо-запада, со стороны деревни Чмаровка в возрасте лет двадцати восьми и с тех пор навсегда остался в ней и нашей памяти.

Исторический материализм был упомянут, конечно, не просто так, а с намеком на то, что от давних былинных времен мы плавно перемещаемся в начало прошлого столетия, с его социалистическими идеями, верой в светлое будущее трудового человечества и призраком коммунизма, который бродил, как неприкаянный, по всей Европе. Идеи французской революции, развитые европейскими социалистами и коммунистами, нашли в Турции благодатную почву. И почвой этой были, как ни странно, принципы Ислама – равноправие всех, несмотря на социальный статус, членов мусульманской уммы (общины), а также безусловное равенство всех пред ликом Аллаха, – которые, хотя и не выполнялись в реальной жизни, были наиважнейшими понятиями общественных отношений и личного мироощущения. Все развитие социалистических идей в Турции на протяжении ХХ века, и особенно влияние их на интеллектуалов – писателей и поэтов, – уходит корнями в эту попытку синтеза основополагающих принципов демократии и мусульманской религии. Заметное влияние на турецкую литературу в ее нынешнем виде оказало классическое наследие и, прежде всего, суфийская поэзия.

Не стало исключением и творческое становление поэта Назыма Хикмета Рана (20.01.1902, Салоники, — 03.06.1963, Москва), который родился и воспитывался в аристократической семье. Его дед Мехмед Назым-паша был губернатором в различных частях Османской империи, и при этом слыл искусным суфийским  поэтом. Еще в раннем детстве Назым познакомился с творчеством Джалаледдина Руми (1207-1273). Дед читал ему стихи великого шейха по вечерам вместо колыбельной. Поэты-суфии часто упоминались Хикметом в числе его учителей и не только литературных, но и нравственных, оказавших большое влияние на формирование его личности.

В 18-летнем возрасте Назым убежал из дома в Анатолию, желая присоединиться к повстанцам в их освободительной войне против оккупантов. Там он воочию увидел подлинную жизнь простого народа во всей ее тяжести. Землянки вместо домов, опустевшие вследствие долгих войн деревни, бесправие и нищета. В автобиографической книге «Жизнь – прекрасная вещь, братишка» он вспоминал о том времени. «Тридцать пять дней, равных тридцати пяти годам, провел я в дороге, я, стамбульский отрок, внук паши. Так я познакомился с Анатолией, и вот теперь все, что я видел и пережил, лежало передо мной, словно окровавленный рваный платок… Мое сердце привело меня туда, куда я пришел!» В 1921 году Назым уехал в революционную Россию, учиться в Коммунистическом университете трудящихся Востока. С 1922 года он член коммунистической партии, кстати, до сих пор официально запрещенной в Турции. В 1924 году поэт вернулся домой и начал сотрудничать в революционных газетах и журналах. Первый сборник стихов Хикмета «Песня пьющих солнце» был опубликован в 1928 году в Баку. Борьба с салонной поэзией сочеталась у него в эти годы с выражением крайне «левых» эстетических взглядов. В стихах того периода немало футуристических и формалистических нагромождений, что-то вроде этого — «И только тогда я буду счастлив, когда на живот мне поставят турбину, а сзади подцепят две кувалды» (стихотворение «Макиналашмак»). Но это была болезнь роста, ведь Хикмет по своему предназначению, прежде всего, был «революционером литературы».

Назым Хикмет стал классиком уже при жизни. В 1929 году в Турции был издан его сборник стихов «835 строк», который мгновенно превратил молодого поэта в звезду первой величины на литературном небосклоне Турции. Но с властями бунтарь и коммунист так никогда и не смог найти общего языка. После выхода почти каждой новой книги его приговаривали к тюремному заключению. В 1938 году Хикмет был осужден на 28 лет заключения. В общей сложности он провёл в турецких тюрьмах 17 лет. В 1950 году под воздействием мирового общественного мнения турецкое правительство было вынуждено освободить поэта. Едва выйдя из тюрьмы, но, узнав о готовившемся против него покушении, Назым Хикмет на рыбацкой лодке в буквальном смысле ушел в открытое море. Ему повезло – его подобрал пароход, следовавший в Румынию. В 1951 году он прилетел из Бухареста в Москву, чтобы сполна насладиться социалистическим раем, где, как он думал, осуществлялись его мечты о светлом будущем. Однако очень скоро поэт убедился, что советская действительность противоречит провозглашавшимся идеалам. Трагедия последних лет жизни Назыма Хикмета – это трагедия всех левых интеллектуалов, всех искренне верящих в идеи справедливости, равенства и братства.

Лишенный турецкого гражданства, Назым Хикмет стал на родине легендой. На его стихи сложены песни – на разных языках, в разных странах мира. Его пьесы идут во многих театрах мира. Произведения поэта переиздаются на родине, переводятся на многие языки. О его жизни написаны тома воспоминаний, неисчислимое количество статей, диссертации и даже романы. Турецкие литературоведы называют Назыма Хикмета не иначе как реформатором поэтического языка. Не потому ли каждая его вновь обнаруженная строка становится для турецкой литературы такой же ценностью, как для нас строка Пушкина? Впрочем, конечно, не столько форма его текстов, сколько их социальное содержание оказывало то влияние на умы, которое так пугало власть.

Чем больший отрезок времени отделяет нас от самого поэта, тем полнее открывается величие Назыма Хикмета Рана. Время — суровый, но справедливый судья, безошибочно определяющий истинное место того или иного художника в истории литературы. Сложный и жесткий XX век сделал Хикмета одним из своих великих поэтов. Он наряду с Нерудой, Арагоном, Элюаром, Лоркой, Пастернаком определяет лицо мировой поэзии XX века.

Но все это уже, хоть и не очень отдаленное, но все-таки прошлое. В 60-70-е годы прошлого века турки снова «завоевали» Европу, из простых чернорабочих превратившись в первоклассных строителей, реставраторов, механиков и т.п. Теперь они реконструируют старинные дома, магазины и другие общественные здания по всему континенту от Москвы до Мадрида. Заработанные ими деньги «работают» у них на родине, в Турции. Теперь уже не турки ездят в европейские страны за ширпотребом, а мы совершаем коммерческие вояжи в Турцию, покупая там за валюту этот ширпотреб, и тем самым способствуем дальнейшему росту турецкой экономики. Конечно, «большое видится на расстоянии», но кто же сейчас в первую очередь приходит на ум, когда мы вспоминаем о Турции? Кто они, славные турецкие герои и кумиры нашего времени и «новых» турок?

Конечно, это и кутюрье высокой моды, итальянский модельер турецкого происхождения Рифат Озбек, который постоянно находится в фокусе мировой прессы, пишущей о моде. Озбек особенно славится яркими цветами и безупречным кроем своих коллекций, в которых отчетливо прослеживаются восточные тенденции.

И красавица (но, конечно же, не комсомолка и не спортсменка) знаменитая турецкая актриса — королева турецкого кино Тюркан Шорай. В Турции ее любят называть Элизабет Тейлор Востока. В 70-80-е годы XX века Тюркан Шорай была пожалуй самой популярной и известной киноактрисой на обоих берегах Босфора. Широким массам нашего народа она запомнилась по телевизионному сериалу «Королек — птичка певчая» и конечно по фильму «Любовь моя, печаль моя» (романтическая поэма по мотивам пьесы Назыма Хикмета «Легенда о любви»), где вместе с ней снимались Армен Джигарханян, Анатолий Папанов, Всеволод Санаев и Ирина Мирошниченко.

И штангист Наим Сулейман-Оглу, первый в истории тяжелой атлетики трехкратный чемпион Олимпийских Игр (1988, 1992 и 1996 годов). Он родился в 1967 году в турецкой семье, живущей в Болгарии. Хотя его рост был только 1,47 м, паренек быстро привлек внимание тренеров своей невероятной способностью поднимать тяжести. В 1984 году Болгария (как и все соцстраны во главе с СССР) бойкотировала Игры в Лос-Анджелесе, но несколько недель спустя после Игр Сулейман-Оглу поднял вес, превышающий на 30 кг поднятый олимпийским чемпионом в этой весовой категории. В 1986 году Сулейман-Оглу эмигрировал в Турцию. Наим занесен в книгу рекордов Гиннесса сразу по нескольким позициям: во-первых, как штангист 10 раз побеждавший на чемпионатах мира, включая Олимпийские Игры, во вторых, как самый молодой рекордсмен мира, который установил мировой рекорд когда ему было 16 лет и 62 дня и в третьих, как атлет, поднявший в рывке вес в два с половиной раза превышающий его собственный — 150 кг в категории 60 кг. В Турции так говорят о фантастической популярности Наима: — « Когда он обедает в ресторане, никто не просит его оплатить счет, если он превышает на дороге скорость, ему не приходиться платить штраф, полицейские только лишь желают ему счастливого пути».

И, наконец, самый «сладкий дамский леденец» в Турции — знаменитый Таркан. Своей известностью на просторах нашей необъятной родины этот турок обязан отечественному любимцу перезрелых примадонн, во всю распевавшему на русско-болгарский манер его хит Şıkıdım. Но особо прочно покорил Таркан слабые женские сердца своим сексуальным причмокиванием в песне Simarik. Таркан Тэвэтоглу родился в Германии в 1972 году в пригороде Франкфурта городке Алзей. Папенька и маменька будущей звезды были обычными гастарбайтерами и вкалывали на тамошней фабрике. Приключения Таркана начались уже в чреве матери. Она, будучи беременной, попала в автокатастрофу и месяц пролежала в коме. Доктора в такой ситуации советовали сделать искусственный выкидыш. Но папа Таркана мудрый Али-бей во сне увидел, своего сына со звездой на голове и понял, что все будет тип-топ. Так оно и вышло. Через 14 лет, подзаработав денежек, трудолюбивые предки Таркана дернули на свою историческую родину.

Окончив школу, шустрый паренек прямиком направился в Стамбул, где сделал попытку поступить в университет. Однако, поняв всю беспочвенность своих претензий на получение высшего образования, он не пал духом, а остался там и принялся зарабатывать на кусок лепешки с маслом выступлениями по барам и клубам. Ну а дальше все пошло как по нотам. В 1993 году Таркан знакомится с продюсером Мехмедом Согут-Оглу — владельцем одной из самых знаменитых турецких звукозаписывающих компаний Istanbul Plak. Эта встреча кардинально изменила его жизнь. Дело в том, что Мехмед, по слухам, неровно дышит к молоденьким мальчикам, которых соблазняет традиционными посулами: «Я сделаю из тебя звезду». Однако хитрый Таркан поступил умнее, нежели большинство юнцов, и на заманчивое предложение продюсера ответил словами измученного нарзаном монтера Мечникова: «Утром деньги — вечером стулья». И Мехмед приложил все усилия, дабы эти самые «стулья» заполучить. Так Таркан превратился в турецкую звезду номер один, при этом регулярно появляясь на обложках всех печатных изданий без исключения. И, что совсем уж замечательно, оказался первой мужской особью, украсившей своей симпатичной половозрелой мордашкой турецкий вариант журнала Cosmopolitan.

Конечно, никак нельзя сказать, что миляга Таркан ведет сугубо монашеский образ жизни. Несколько десятков турецких девиц утверждают, что именно он стряхнул пыльцу их невинности и сделал их мамашами. При этом с одной из них паренек крупно залетел. Подруга по невинным забавам оказалась дочкой высокопоставленного чиновника, который, узнав, от кого она беременна, потребовал, чтобы этот половой террорист немедленно женился. В противном случае, пригрозил он, «певунцу» не поздоровится, какой бы звездой он ни был. Так как матримониальные оковы не входили в планы Таркана, то злобный папаша в качестве воспитательной меры решил упечь его на военную службу, благо возраст героя был подходящий. Выполнять свой гражданский долг перед турецкой Родиной красавчику активно не хотелось, и он живо смылся в Штаты. Но… служить все-таки пришлось. Дело в том, что настроенная очень патриотически, турецкая диаспора в Европе и Америке рьяно призывала к бойкотам концертов этого противного дезертира. А это уже пахло очень и очень значительными материальными потерями. После своего, правда, не очень долгосрочного, исполнения долга перед Родиной, прощенный добрым турецким народом, Таркан вернулся к своему творчеству, по прежнему оттягиваясь на полную катушку с темпераментными поклонницами. Снова в своих клипах он окружен толпой не слишком тщательно одетых девиц, а насчет его личной жизни, опять бродят всякие увлекательные сплетни.